АННОТАЦИЯ
Автор исследует вопросы эффективного использования средств правовой защиты при возникновении корпоративного конфликта в хозяйственном обществе, выраженном в виде неисполнения закрепленных корпоративным договором обязательств по скоординированному голосованию в органах управления общества. Моделируя различные сценарии поведения недобросовестной стороны, автор приходит к выводу о критических недостатках инструментов защиты, доступных в силу закона потерпевшему участнику или акционеру (взыскание убытков и оспаривание решения собрания). Выявленная проблема сигнализирует о необходимости внедрения в структуру корпоративного договора дополнительных мер ответственности за нарушение его условий.
2009 год привнес в российское корпоративное законодательство — в противовес иностранному праву — новеллу, ставшую структурным элементом в построении устойчивой системы корпоративного управления значительного числа крупных российских компаний. Речь идет о механизме договорного регулирования отношений участников (акционеров) хозяйственных обществ, известного в зарубежных правопорядках в качестве «shareholders’ agreement» («соглашение акционеров»).
Пожалуй, важнейшим компонентом обновленного ландшафта корпоративного права стала легализация права участников корпораций договариваться о координации своих действий на уровне органов управления, обязывая друг друга к солидарному голосованию по любым вопросам повестки общих собраний.1 Обогащение корпоративного законодательства режимом «связанного голосования» создало возможность для тонкой настройки управления корпорацией на уровне акционеров (участников), усиления внутренней устойчивости и повышения капитализации компаний.2 Так, условие об обязательной смене топ-менеджмента при наступлении заранее определенного события (к примеру, в случае недостижения целевых финансовых показателей по итогам отчетного года или получения модифицированного аудиторского заключения) перешло из категории джентльменских («понятийных») договоренностей в твердое обязательство с санкцией за его неисполнение.
Примечательно, что новелла была одновременно введена как в отношении акционерных обществ — организационно-правовой формы, в большей степени предназначенной для крупного бизнеса и сложных корпоративных образований, используемых для целей холдинга или рынка капиталов, так и обществ с ограниченной ответственностью — менее изощренной корпоративной формой, выбираемой под облегченную структуру бизнеса и/или узкий круг участников. Сказанное наводит на мысль о том, что законодатель стремился предоставить максимально широкую возможность в выстраивании корпоративных отношений любыми его участниками, развивая фундаментальные принципы частного права — свободы договора и автономии воли.
Козлов Андрей Валерьевич
Адвокат, выпускник Юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (2010) и University College London (LL.M) (2013); шефредактор журнала «Академия права»; основатель образовательных проектов «Школа драфтинга», «Российский юридический турнир» — проекта года в области просвещения по версии Право300. Модератор и спикер крупнейших профильных конференций в области арбитражного процесса и корпоратив ного права. Член Научноэкспертного совета при Министерстве юстиции Российской Федерации.
Законодатель, введя в 2014 году в Гражданский кодекс ст. 67.2 («корпоративный договор»), сделал еще один шаг в сторону усиления действия этого договорного механизма корпоративного права, надстроив к его регуляторной компоненте важнейший — с точки зрения судебной защиты права — элемент: возможность оспаривания корпоративных решений, принятых в нарушении порядка голосования, установленного корпоративным договором (при условии, однако, его заключения всеми участниками).3 Учитывая целостное содержание вышеуказанной статьи, усматривается явная воля законодателя на предоставление субъектам корпоративной среды широких автономных возможностей в регулировании вопросов корпоративного управления.4
Проведенная легализация этого института в сочетании с масштабным пакетом реформ, привнесенных Концепцией развития гражданского законодательства, позитивно сказалась на восприятии участниками рынка национального законодательства как правопорядка, способного к гибкому регулированию корпоративных отношений. Так, если десятилетие тому назад практика структурирования акционерных соглашений между акционерами крупных российских компаний основывалась исключительно на иностранном праве и зарубежных юрисдикциях — гаваней холдинговых компаний российских активов, то в настоящее время регулирование отношений по участию в капитале хозяйственных обществ инструментами российского права стало практикой рынка. Безусловно, формированию национального тренда послужило не только рассматриваемое нововведение, но и геополитические события последнего десятилетия. При этом реформирование гражданского законодательства создало основу для планомерного и вполне гармоничного перехода от механизмов, регулируемых иностранными правом на российские альтернативные конструкции.
Есть основания полагать, что динамика использования участниками корпораций корпоративного договора будет расти в последующие годы кратными темпами, раскрывая его высочайший потенциал для защиты прямых инвестиций и стабильности корпоративного управления от «внутренних угроз» в виде разногласий между владельцами компаний и вытекающими из них корпоративных споров и конфликтов.5
В свете изложенного впору констатировать торжество российского корпоративного права, однако более глубокое исследование рассматриваемого института вызывает, как минимум, один серьезный вопрос, ставящий под сомнение его эффективность, а именно: выдержит ли защитный каркас корпоративного договора стресс-тест в виде уклонения одного из подписантов акционерного соглашения от согласованного солидарного голосования в высшем органе управления компании?
Базовый законодательный инструментарий правовой защиты от недобросовестных действий акционера, по существу, ограничен двумя опциями: взысканием убытков, и оспариванием корпоративного решения, принятого в разрез с корпоративным договором. Эффективность каждой из опций, в целях восстановления права потерпевшей стороны, по нашему мнению, близка к нулю.6
В науке высказывается мнение, что законодательная возможность взыскания убытков по корпоративному договору свидетельствует о превалирующем значении компенсаторной функции ответственности в корпоративных правоотношениях.7 Также отмечается, что конструкция убытков применительно к корпоративному договору, хоть и не лишена недостатков, однако требует дальнейшего развития как главного средства защиты при нарушении «голосования определенным образом».8
Подобные точки зрения, относящиеся к той части предметного ядра корпоративного договора как определение порядка голосования, заслуживают переосмысления. Убытки, представляя собой меру ответственности, экономически привязанную к «стоимости» причиненного вреда, не применимы к абсолютному большинству сценариев нарушения обязательств по голосованию, вытекающих из корпоративного договора.9 Причина кроется в организационной, т.е. неэкономической природе таких обязательств, не позволяющих рассматривать факт их неисполнения с позиции материального вреда.10 Не образует состава убытков срыв недобросовестной стороной корпоративного договора, к примеру, избрание согласованной кандидатуры на роль нового генерального директора, равно как масса иных управленческих решений, в том числе тех, которые опосредуют имущественные отношения корпорации. К примеру, неожиданный отказ (воздержание) второго участника от согласования на общем собрании участников заключения обществом договора об открытии кредитной линии может влечь за собой прямые имущественные последствия в виде убытков (к примеру, нехватку оборотных средств для закупки сырья и последующим падением объемов продаж). Однако таковые, если возникнут, будут иметь место на стороне общества и никак не потерпевшей стороны корпоративного договора, исключая тем самым возможность предъявления иска о взыскании убытков в рамках нарушенного договора.
Теперь перейдем ко второй опции — оспариванию решения общего собрания акционеров (участников), нарушающего условия корпоративного договора (п. 6 ст. 67.2 ГК РФ). С точки зрения защитного потенциала потерпевшего члена корпорации предложенная возможность выглядит более привлекательной, чем первая, в силу ее прямой направленности на инвалидацию корпоративного акта, в основе которого лежит противоправное поведение конфликтующего участника (акционера). Однако такое пресекательное воздействие применимо лишь к экзотическим случаям корпоративных разногласий в органах управления и оставляет за рамками основные сценарии противоправных действий по реализации голосующих прав. Так, иск о признании недействительным решения собрания возможен в одном случае — когда общее собрание приняло положительное решение по тому вопросу повестки, по которому стороны корпоративного договора договорились голосовать единогласно или совместно «против». Сказанное означает, что нарушающий условия корпоративного договора участник (или группа участников) имел необходимое большинство на общем собрании, которое позволило принять решение, несмотря на «диссонирующий» голос со стороны потерпевшего. Таким образом, п. 6 ст. 67.2 ГК РФ доступен только для миноритарных участников (акционеров) для пресечения волеизъявления мажоритарного владельца корпорации (или владельцев, аккумулирующих большинство голосов), ограниченного договором. Такая опция могла бы подходить инвесторам с миноритарной долей в капитале, которым удалось, за счет активной переговорной позиции, ограничить пределы волеизъявления основного владельца(-ев) бизнеса посредством установления порядка единогласного принятия решения по ключевым вопросам деятельности компании, либо кредитных организаций, являющихся сторонами корпоративного договора, заключенного с акционерами компаниизаемщика, которым устанавливается квази-корпоративный контроль банка над деятельностью заемщика в связи с предоставленным финансированием. Данные случаи редки не только из-за специфической фактуры, но и, прежде всего, того факта, что такие профессиональные участники рынка как инвесторы или кредитные учреждения имеют возможность предусмотреть значительно более прочный каркас отношений с акционерами, используя комплексный подход, охватывающий как изменение правил голосования на уровне устава, так и введение дополнительных договорных мер ответственности: высокой неустойки, принудительного выкупа долей (акций) или досрочного возврата кредитных средств.
За пределами досягаемости этого иска остаются самые главные сценарии — когда общее собрание в результате бездействия участника (акционера) не принимает решение по вопросу, о положительном решении которого стороны договорились в корпоративном договоре. Таким образом, владельцы совместного предприятия могут провести огромную работу по отладке системы управления корпорации на годы вперед, зафиксировав их в обязывающем соглашении, что, однако, не мешает в случае конфликта саботировать одним из них взятые на себя обязательства и de facto не нести соразмерной ответственности.
Дополнительно минимизирует пространство для применения вышеупомянутой статьи введенный законодателем порог — право на оспаривание решения органа управления корпорации может быть предъявлено при условии, что неисполненный корпоративный договор заключен всеми участниками корпорации.11 На практике данное требование является трудновыполнимым. Предприятие, доли в уставном капитале которого распределены между тремя или более владельцами, может не иметь возможности консолидировать все 100 процентов голосов (как ввиду накопившихся за годы работы внутренних разногласий, так и распространенной проблемы «спящих акционеров»). Достигнутое единство среди акционеров, имеющих большинство голосов на общем собрании акционеров, но не набравших абсолютного единогласия, по нашему мнению, несправедливо остается без эффективной судебной защиты.
В приведенном примере наиболее адекватной с точки зрения восстановления нарушенного права реакцией на противоправное поведение нарушителя мог быть иск участника (акционера) об исполнении обязательства в натуре на основании ст. 308.3 и 396 ГК РФ, через возложение на него обязанности проголосовать таким образом, который предусмотрен корпоративным договором, дополняя его санкцией в виде судебной неустойки в случае уклонения от исполнения решения суда. Однако, будучи прямо не предусмотренной в ст. 67.2 ГК РФ в качестве специального инструмента защиты, можно предположить, что законодатель не стремился придать корпоративному договору характер прямого действия на процедуру волеизъявления в органах управления обществом или, по крайне мере, дать на это однозначный ответ.12 Подобные иски пока не дошли до рассмотрения высших судебных инстанций, поэтому позиция правоприменителя о возможности предъявления иска об обязании исполнения корпоративного договора остается открытой. Вместе с тем надежду на формирование позитивной практики дает подход, избранный в деле Пермского завода металлообрабатывающих центров, в рамках которой суд встал на защиту миноритарного акционера, который был лишен возможности гарантированного присутствия в составе совета директоров и ревизионной комиссии завода, в результате нарушения контролирующим акционером своих обязательств по корпоративному договору: обеспечить включение в состав членов упомянутых органов кандидатов от истца.13
Заметим, что в рассматриваемом деле суд первой инстанции удовлетворил иск о признании решения собрания акционеров недействительным и об обязании проведения нового собрания, однако отказал в требовании об обязании исполнить обязательства из корпоративного договора, оставив вопрос соблюдения его условий при проведении следующего собрания на «совесть» ответчика.14 Вместе с тем в своей мотивировочной части первая и апелляционная инстанция уделили огромное внимание описанию особой роли корпоративного договора в вопросах корпоративного управления, защиты прямых инвестиций, а также недобросовестности действий мажоритарного акционера, de facto не оставив последнему, как минимум, «морального» права на повторное несоблюдение своих обязательств перед миноритарным акционером. Решение суда в кассационной инстанции ответчиком не обжаловалось и, по всей видимости, было им добровольно исполнено.15
В заключение, за 15 лет существования института корпоративного договора в российском праве, мы наблюдаем его позитивное регуляторное развитие и активное распространение среди участников и акционеров хозяйственных обществ в целях защиты своих корпоративных прав и интересов. Вместе с тем приведенное в настоящей статье моделирование сценариев поведения недобросовестных участников корпораций демонстрирует, насколько уязвимым является положение добросовестной стороны корпоративного договора, которая, по сути, лишена возможности принципа эффективной судебной защиты, декларируемой Основным Законом.16
На текущем этапе, способом сужения пространства для корпоративных злоупотреблений в сфере реализации голосующих прав, решение видится в выстраивании сторонами корпоративного договора системы договорной ответственности (неустойки, возмещения потерь, выкупа и т.д.), а в перспективе — в совершенствовании законодательного регулирования рассматриваемого института, комплексное раскрытие которого заслуживает отдельного исследования.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гражданско-правовое регулирование корпоративного договора в российском праве: Монография (Бородкин В.Г.) (Юстицинформ, 2017); Гутников О.В. Развитие корпоративной ответственности в судебной практике // Журнал российского права. 2021. № 6. С. 48-65.
2. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009) // Вестник ВАС РФ. 2009. № 11.
3. Законопроект «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» // Федеральный портал проектов нормативных правовых актов (дата обращения: 21.09.2024).
4. Законопроект «О внесении изменений в статью 32.1 Федерального закона «Об акционерных обществах» и Федеральный закон «Об обществах с ограниченной ответственностью» // Федеральный портал проектов нормативных правовых актов (дата обращения: 30.09.2024).
5. Иноземцев М.И. Акционерное соглашение: ответственность за нарушение по праву России и зарубежных государств: Монография / МГИМО МИД России. Москва: Статут, 2020. 176 с.
6. Об организационной природе корпоративного договора См., напр.: Хохлов В.А. Корпоративный договор как организационный договор российского права // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. 2014. № 4(81). С. 4-12.
7. Определение Конституционного Суда РФ от 24.10.2013 № 1643-О // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 01.10.2024).
8. Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 07.10.2021 № 17АП9416/2021-ГК по делу № А50- 227/2021 // Картотека арбитражных дел (дата обращения: 19.09.2024).
9. Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 31.03.2006 № Ф04- 2109/2005(14105-А75-11), Ф04- 2109/2005(15210-А75-11), Ф04- 2109/2005(15015-А75-11), Ф04- 2109/2005(14744-А75-11), Ф04- 2109/2005(14785-А75-11) по делу N А75-3725-Г/04-860/2005 // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 18.09.2024).
10. Решение Арбитражного суда Пермского края от 28 мая 2021 года Дело № А50- 227/2021 // Картотека арбитражных дел (дата обращения: 19.09.2024).
11. Степанов Д.И. Новые положения Гражданского кодекса о юридических лицах // Закон. 2014. № 7. С. 31-55.
12. Шиткина И.С. Имущественная ответственность в корпоративных правоотношениях (на примере хозяйственных обществ) (лекция в рамках учебного курса «Предпринимательское право») // Предпринимательское право. Приложение «Право и Бизнес». 2015. № 2. С. 2-26.
13. Rauterberg, Gabriel. «The Separation of Voting and Control: The Role of Contract in Corporate Governance.» Yale Journal on Regulation 38, no. 4 (2021): p. 1154, 1159.
Ключевые слова:
корпорации, корпоративный конфликт, корпоративный спор, корпоративный договор, защита корпоративных прав, соглашение об осуществлении прав участников общества, акционерное соглашение, взыскание убытков за нарушение корпоративного договора, признание решения собрания недействительным, принятое в нарушение корпоративного договора, способы правовой защиты при нарушении корпоративного договора
